Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии

Книга Герцена вдруг с треском захлопнулась сама собой, и пачка фолиантов упала с полки. Кремнев вздрогнул. В комнате удушливо запахло серой. Стрелки больших стенных часов завертелись все быстрее и быстрее и в неистовом вращении скрылись из глаз. Листки отрывного календаря с шумом отрывались сами собой и взвивались кверху, вихрями бумаги наполняя комнату. Стены как-то исказились и дрожали. У Кремнева кружилась голова, и холодный пот увлажнял его лоб. Он вздрогнул, и в паническом ужасе бросился к двери, ведущей в столовую, и дверь с треском ломающегося дерева захлопнулась за ним. Он тщетно искал кнопку электрического освещения. Ее не было на старом месте. Передвигаясь в темноте, он натыкался на незнакомые предметы. Голова кружилась и сознание мутнело, как во время морской болезни. Истощенный усилиями, Алексей опустился на какой-то диван, никогда не бывший здесь раньше, и сознание его покинуло.

После поэта остаются книги, после художника — полотна, после государственного деятеля — страницы истории. А после человека? Разве что память, немного света и тепла.

Генерал Вестон, желающий показать, что он интересуется жизнью солдат, решил зайти на кухню. Там он встретил двух солдат, которые несли котел. — Дайте—ка мне попробовать, что там? — Но, сэр... — Не спорьте! Дайте—ка ложку! Попробовав содержимое котла, генерал сплюнул и, скривившись сказал: — Я думаю, что это не еда. Что скажете? — Мы и хотели вам сказать, сэр, что это не еда, а вода после мытья котлов. Но вы так настаивали...